Но Марта… работать на нее… быть ее секретаршей…
Я закрыла глаза, рисуя себе независимый облик Марты, — возможно, это именно то, чего мне недостает. Она живет как хочет. И несомненно, ей нравится быть не похожей на остальных.
Я лежала в постели, смотрела в никуда, размышляла и чувствовала себя страшно несчастной.
Зазвонил телефон.
Я не хотела брать трубку. Не хотелось отвечать. Пусть оставят сообщение. Но после третьего звонка я преодолела собственное недовольство и потянулась к трубке.
— Алло.
— Тэйлор? — Это Люси, и голос у нее хрипел от слез. — Ты занята сейчас?
— Нет. Не занята. Что случилось?
— О Господи, Тэйлор… о Господи… Что я наделала? — От горя ее голос звучал пронзительно. — Я все погубила, я хочу умереть… больше так не могу…
— Где ты? — перебила я.
Она всхлипнула.
— Не знаю. Где-то на Четыреста пятом шоссе. Просто езжу кругами. Не знаю, что делать и куда идти, а остановиться боюсь. Иначе я не знаю что с собой сделаю…
Она икала и плакала, и я поняла, что в таком состоянии вести машину ей опасно. Глядя в окно, я увидела, что на улице пасмурно, но сухо. Дождя не было.
— Приезжай, Люси. Немедленно.
— Не могу, — вздохнула она. — Не могу. Я все время плачу. Не хочу, чтобы меня сейчас кто-нибудь видел…
— Дома никого нет, только я.
— Вряд ли тебе будет приятно. У меня нет сил, Тэйлор, просто нет сил…
— Ничего страшного, у меня тоже…
— Так не бывает. Ты же Тэйлор. Тэйлор Янг.
Я накрыла рукой глаза.
— Люси… — Голос у меня оборвался. — Люси… я никому не говорила, но у нас проблемы.
— Что?.. — удивленно переспросила она и шмыгнула носом.
— Да-да. Поэтому не волнуйся, у меня тоже скверный день. Ну так давай проведем его вместе.
В трубке повисло молчание. Потом Люси вздохнула:
— Не знаю, Тэйлор… не знаю.
Я села и свесила ноги с постели.
— Где ты?
— Э… где-то между Вудинвиллем и Милл-Крик.
— Разворачивайся и езжай ко мне. Увидимся через полчаса.
— Все твердят, что время лечит, но это неправда. Я так живу уже полгода, и с каждым месяцем становится только хуже.
Люси сидела, свернувшись в кресле, глаза и нос у нее покраснели. До сих пор я ни разу не видела подругу без макияжа.
— У меня все болит, — хрипло говорила она, — а врач может предложить лишь таблетки. Чтобы я смогла спать по ночам и хоть что-то делать днем. — Люси хрипло вздохнула, на глазах у нее снова появились слезы. — Наверное, иного выхода действительно нет. Таблетки и алкоголь.
— Почему ты не позвонила раньше?
Она качала головой и прихлебывала чай.
— Люси…
Она снова покачала головой, и слезы покатились по ее щекам.
— Я не хотела, чтобы кто-нибудь видел меня такой. Это… стыдно. Я мать. Я не должна сдаваться. У меня есть обязанности… — Люси горестно вздохнула. — Я сначала не хотела тебе звонить. Но и врезаться в дерево тоже не хотела, и решила, что это самое разумное…
Я сидела на кушетке напротив, нас разделял стеклянный столик, но с тем же успехом на его месте могло быть футбольное поле. Отчаявшаяся Люси так далека от меня, так невероятно измучена…
— Ты ведь не собираешься врезаться в дерево, правда?..
Она закрыла глаза.
— Я хочу, чтобы все вернулось. Чтобы жизнь стала прежней. Как раньше.
Она страдала, и ее горе убивало меня. Я-то думала, что мне плохо, но Люси было гораздо хуже.
— Пит не всегда был идеальным мужем…
— А чей муж идеален? — Губы у нее дрожали, она их прикусывала. — Я дура. Я готова сделать что угодно, лишь бы все исправить. Пусть все будет как раньше. Я хочу жить в своем доме, со своей семьей. Спать в своей постели. Просыпаться и понимать, что жизнь идет как всегда. А теперь этого нет и никогда больше не будет. Я не могу так жить, не могу. Ненавижу себя. Я…
Я встала, села на корточки рядом с креслом и обоняла Люси. Она снова заплакала.
— Люси, Люси… — Я укачивала ее, гладила по спине. Жаль, я не добрая фея-крестная и ничего не могла для нее сделать. Мы обычные люди. Мы оступаемся, делаем ошибки, а потом страдаем. Слишком поздно понимаем, что мы уязвимы, грешны, слабы.
Слишком поздно понимаем, что проблемы причиняют боль.
Ужасно.
Я чувствовала слезы у себя на глазах.
— Ты выдержишь, правда. Сейчас тебе плохо, но так будет не всегда. Все образуется, вот увидишь.
— Почему я раньше не понимала, что живу хорошо? Почему не понимала, что я счастлива? Что мне повезло? Почему я не ценила того, что у меня было?
— Не знаю, Люси. Не знаю… Наверное, никто не ценит то, что имеет, пока не лишится этого. — Я продолжала ее успокаивать, и тут появились Анника и дети.
Я не слышала, как открылась дверь, я услышала их голоса. Повернувшись, увидела их на пороге. Они заметили нас и замерли. Девочки хорошо знали Люси, но никогда не видели ее расстроенной.
— Что случилось? — нервно спросила Джемма, сбрасывая с плеча рюкзак.
Я села. Люси торопливо вытерла слезы.
— Ничего, — сказала я. — Ничего.
— Но вы обе плакали!
— Глупости, Джемма. Ты не поймешь.
Она упрямо вскинула подбородок:
— Расскажи.
Люси смотрела на меня, я быстро перевела дух.
— Сегодня в «Нордстроме» был показ мод для VIP-клиентов, а мы туда не попали, — печально сказала я. — И не видели Донну Каран…
Девочки смотрели на нас.
Джемма нахмурилась:
— Вы плачете, потому что не смогли пойти в магазин?
Я устало пожала плечами.
— Еще там была распродажа.
Джемма закатила глаза и вышла. Анника и младшие ушли следом. Люси подождала, пока они не скроются на кухне, и прошептала: