До вечера я красила дом и в субботу, отвезя детей к Пэтти (сначала я позвонила Кейт, потому что Брук хотела поиграть с Элли, но она мне так и не перезвонила), продолжала красить.
Когда я забирала детей от подруги, мои руки, лицо и волосы покрывали белые крапинки.
В воскресенье девочек забрала Люси, а я вновь принялась за работу.
Я понимала, что нам предстоит прожить в съемном доме не больше года, но видеть не могла облупившуюся краску и грязно-серые стены. Когда это замечаешь, становится еще более нестерпимо покидать наш чудный солнечный дом. Я не желала впадать в депрессию и потому работала как проклятая кистью и валиком.
Единственный минус в том, что у меня оставалась уйма времени на размышления. Я думала обо всем. О Натане, о наших родителях, о старых кассетах, найденных на чердаке, о детском одеяльце.
С тех пор как я была беременна Мэтью, мне не доводилось красить даже одну комнату, не говоря уже о целом доме. Впрочем, когда-то я и шить не умела, но ведь научилась. Я шила себе одежду, занавески, покрывала, детские вещи. Сшила целиком приданое Джеммы. Я перестала шить после смерти Мэтью. Не знаю, почему бросила, — наверное, было больно думать о тканях и расцветках. Больно, потому что я вспоминала детскую, где стояла уже готовая колыбелька, а на спинке кресла висело мягкое одеяльце.
Я вспоминала маленькую подушечку, на которой во время лодочной прогулки вышила имя сына.
Мэтью Янг. Мэтт Янг. Подходящее имя для спортсмена. Я не сомневалась, что, когда вырастет мой сын, будет похож на отца.
После смерти Мэтью Натан хотел, чтобы я как можно скорее забеременела опять. Он думал, это умерит скорбь. Но я не могла. Мне были нестерпимы прикосновения мужа. Я слишком страдала.
Примерно в то же самое время я начала делать наброски, собирая воедино свои представления об идеальном доме. Натану они нравились. Ему очень хотелось иметь большой дом у воды, дом, где будет много детей — мальчиков и девочек. Настоящая американская семья. Нас обоих так вдохновила эта идея, что, видимо, мы растворились в ней без остатка.
Некогда мы с Натаном не думали о вещах. Жили только ради самих себя. Ради любви. Ради того, чтобы быть вместе.
Глаза щипало, и я уверяла себя, что это от краски.
Мне очень больно. Я страшно запуталась. Я никогда бы не смогла любить другого мужчину так, как люблю Натана. Мы идеальная пара. Две половинки.
Когда я закончила, наступило время ужина, а на улице — непроглядный мрак, и у меня все болело. Спина, плечи, шея ныли, пока я смывала с себя краску в ужасной кухонной раковине. Зато по крайней мере гостиная, столовая, ванная и кухня готовы.
Нужно было выбрать краску получше, но я всегда могу перекрасить стены, когда захочу. Коридор отлично смотрелся бы в зеленых тонах, а кухня стала бы светлее и веселее, будь стены лимонными.
Дома я позволила девочкам включить видео, и все они забрались на мою кровать с попкорном. Я так устала, что заснула, не досмотрев фильм до конца. Когда я проснулась, телевизор не работал и в доме было темно, не считая лампы в коридоре наверху.
Я пошла в комнату Тори — ее кровать пустовала. Кровать Брук — тоже. Я поспешила в спальню Джеммы — мои дочери спали прямо на полу, укрывшись одеялами и пледами.
Я стояла на пороге и смотрела на них, а потом пошла вниз запереть дверь.
Входная дверь оказалась заперта. Свет выключен. Девочки даже вымыли миску из-под попкорна и вытерли стол.
Может быть, они не так уж плохи.
В понедельник Марта отпустила меня в четыре, так что я могла показать девочкам новый дом. Меня беспокоила их реакция, но я хотела, чтобы они все посмотрели и выбрали краску для своих комнат. Когда я заехала за дочерьми, Анника заявила, что хочет со мной поговорить. Лично.
Что натворили девочки?
Как выяснилось, ничего. Просто Анника переходит работать в другую семью, где больше платят и график удобнее.
Я спросила, нужна ли ей рекомендация; Анника отказалась, она уже обо всем договорилась. Она просто хотела предупредить меня заранее, но, поскольку близится День благодарения, в среду няня придет к нам в последний раз. То есть через два дня.
Когда Анника ушла, я повезла девочек в новый дом. Затаив дыхание, ждала вердикт.
Дочери не пришли в ужас. Тори понравился зеленый мох на крыше, «как в мультике». Брук многозначительно посмотрела на меня:
— Мох — это плохо, мама.
Я понимаю.
Пройдясь по дому, дети спросили, где их спальни. Я показала им две комнаты в конце коридоре. Они совсем крошечные, окна расположены чересчур высоко. Довольно удобная планировка, но много света.
Джемма заявила, что хочет отдельную спальню (неудивительно). Это значит, что Брук и Тори предстоит ютиться вместе. Брук уже приготовилась закатить скандал, но я щелкнула пальцами и устремила на дочерей выразительный взгляд. «Еще шаг, и ты умрешь». На этом ссора прекратилась. Теперь нужно решить, в какой цвет красить стены. Джемма хотела сиреневый, Брук — тоже.
Джемма обвинила сестру в том, что та украла ее идею. Брук закричала в ответ, что сиреневый цвет не принадлежит Джемме, она его не придумала и не купила, а потому не может пользоваться им безраздельно.
Тори хотела розовый.
Джемма засмеялась, потому что Брук, которая ненавидит этот цвет, придется жить в розовой комнате.
Тори хотела обои с балеринами.
Брук хотела обои с футболистами.
Джемма, катаясь по полу от хохота, сказала, что, может, мы сумеем найти обои с балеринами, играющими в футбол.
Брук ударила Джемму. Тори захныкала, потому что не хочет балерин, играющих в футбол. Джемма заплакала, потому что Брук ударила ее слишком сильно и теперь она ненавидела все, что связано с нашей семьей.