«Я справлюсь. Мы справимся. Не беспокойтесь. Нам ничего не нужно». А на самом деле мы вопим: «Помогите, помогите, кто-нибудь, помогите!»
Почему мы отказываемся от помощи? Почему не решаемся просить? Почему боимся показать, что у нас не все в порядке?
— Рэйн, ты не одинока, — сказала Моника. — Ты удивишься, но не только твой муж не работает… — Она сделала паузу, и что-то в этом меня насторожило.
Моника медленно обернулась ко мне.
— Не только твой муж… Натан, например, тоже. Тэйлор, ведь он уже год как без работы?
Я услышала странный звук, как будто все заговорили враз, но в следующее мгновение поняла, что подруги молчат. Этот шум — в моей голове. Я мысленно визжала.
— Я задумалась, отчего вы продаете дом, — продолжала Моника. — Потому что это странно. У вас прекрасный дом, и вы всегда устраивали самые лучшие вечеринки. Я не могла понять, отчего вы его продаете, если, конечно, причиной тому не развод и не финансовый кризис…
— Моника, заткнись. — Люси резко встала; ее глаза пылали, лицо исказила ярость.
Моника побледнела:
— Что?..
— Заткнись. Закрой рот. Перестань говорить гадости. Я всегда подозревала, что тебе недостает такта, но, оказывается, дело не в этом. Тебе просто нравится быть подлой. Нравится причинять людям боль. С меня хватит. Мне надоела ты и твои сплетни. Обсуждай меня, если угодно, но, ради Бога, оставь в покое Тэйлор!
В комнате воцарилась мертвая тишина, было слышно лишь тиканье старинных часов в коридоре.
— Люси, ну ты и дура, — наконец сказала Моника. — Никто не собирался смеяться над Тэйлор. Ничего страшного в том, что Натан не работает. Ничего страшного, даже если они собираются продать дом…
— Нет. — Я тоже встала и взяла бокал, чтобы отнести на кухню. — Все это очень плохо. И то, что Натан теперь работает в Омахе. И то, что у моих дочерей больше не будет дома, в котором они выросли и к которому привыкли. Но такова жизнь. И к сожалению, неприятности иногда случаются.
Я посмотрела на Пэтти, Кейт, Эллен, Джен, Сюз и Рэйн, а потом пристально взглянула на Монику.
— Чтоб ты знала, я возвращаюсь на работу и не стыжусь этого. Жалею, что не сделала этого раньше. Не следовало полностью взваливать финансовую ответственность на мужа — это нечестно по отношению к нам обоим.
Судя по ошарашенному лицу Пэтти, она и понятия не имела, что у нас подобные проблемы. Кейт не казалась такой удивленной, но, возможно, причиной тому привычка скрывать эмоции. Остальные… честно говоря, мне плевать, что они думали. За последние несколько месяцев я сильно изменилась, меня словно вывернули наизнанку. Выдержать такой удар и публично признаться нелегко, но ничего не поделаешь.
Собрав остатки гордости, я повернулась к Люси:
— Полагаю, мне пора.
Она быстро кивнула:
— Я с тобой.
— Но это глупо, — запротестовала Моника. — Что вы делаете? У нас собрание, и мы обсуждаем книгу, которую выбрала ты, Люси. Ты не можешь взять и уйти.
— Могу, — ответила та и взяла сумочку.
— Нет! — Моника встала и жестом обвела комнату. — Нет, ты не можешь вот так сорваться. Это глупо. Ты ведешь себя как ребенок.
— Кейт, Пэтти… девочки… простите, — сказала я. — Жаль, что испортила вам вечер, но мне здесь делать нечего. Никакого удовольствия. Наверное, я вообще больше не приду.
— Ты бросаешь клуб? — резко спросила Моника.
— Да. — Я до сих пор об этом не думала, но книжный клуб и впрямь неподходящее для меня место. Здесь полно негатива и конкуренции, и я чувствовала себя несчастной. — По отдельности я всех вас очень люблю, но книжный клуб не приносит мне радости…
— Наверное, потому что ты не любишь читать, — злобно заметила Моника.
Я покачала головой:
— Нет. Я люблю читать. Но не хочу обсуждать книги так, как это делаем мы. Ты не виновата, что мне не нравится. Нет смысла и дальше тянуть то, что не приносит удовольствия.
— Отлично сказано. — Люси встала и улыбнулась — впервые за весь день. — Я тоже ухожу из клуба.
— Что? — взвизгнула Моника.
Люси пожала плечами.
— Я хочу, чтобы чтение снова доставляло мне радость. Хочу наслаждаться книгами. Все вы — мои подруги, но атмосфера в книжном клубе далеко не дружеская… — Она помахала на прощание. — Приятного вам вечера.
Мы вышли, Люси повернулась ко мне, взяла под руку и слегка пожала.
— Было здорово… — Ее лицо изменилось. — То есть последние пять минут.
Она снова стиснула мою руку.
— Прости, Тэйлор. Моника просто мерзавка. Ее невозможно простить.
Мы пошли к машине; отпирая дверцу, я повернулась к Люси:
— Но почему, почему она всегда меня задирает? Что я ей сделала?
Люси беспомощно пожала плечами:
— Может, потому, что в твоем присутствии жизнь кажется такой простой…
Люси спала в комнате для гостей, а я сидела на кровати и ела ореховое печенье прямо из коробки.
Это при мне-то жизнь кажется простой? При мне?!
Вот так шутка. Животики надорвешь.
Я жевала очередное печенье. Не знаю, сколько я уже съела. Четверть коробки, половину? Я не могла остановиться. И не хотела. Буду есть, пока не лопну.
Лично мне жизнь никогда не казалась легкой. Жизнь — это борьба. Толкай, толкай, толкай. Работай, работай, работай. Улыбайся, улыбайся, улыбайся. И я старалась — от страха. Я боялась всего, что уже случилось, и того, что могло случиться. Работала, чтобы отныне никто не мог загнать меня в ловушку, сбить с ног, покинуть.
Конечно, я никому не рассказывала о своих страхах. Это опасно. В таком случае станешь крайне беззащитной. И вот пожалуйста — я страшно беззащитна в собственном доме.